- Специальный корреспондент
От виртуальных помощников в региональных министерствах до лидеров партий и министров: государственные ведомства все активнее экспериментируют с делегированием полномочий искусственному интеллекту. Чем обширнее его внедрение, тем острее встают вопросы относительно объема вверенных ему полномочий и ответственности за его действия.
В Японии партия «Путь к возрождению» объявила, что ее новым лидером станет ИИ. Прежний руководитель Синдзи Исимару покинул пост, а его преемник, аспирант Коки Окумура, заявил, что руководство партией доверит алгоритму, сам оставаясь лишь «ассистентом».
В Албании премьер-министр Эди Рама представил «Диэллу» — первого в мире ИИ-министра. Система отвечает за госзакупки, снижая коррупционные риски и повышая прозрачность таких сделок.
В России внедрен сервис «Обращайся», созданный совместно со «Сбером». Он помогает готовить документы, проверять проекты на соответствие закону и формировать ответы гражданам.
Вывод представляется очевидным, поскольку на сегодняшний день какой-либо юридической ответственности ИИ не несет: он не обладает правосубъектностью и остается инструментом.
Ответственность, следовательно, будет возложена на лиц, разработавших и внедривших решение. В США, например, адвокат предоставил в суд меморандум с вымышленными прецедентами, сгенерированными ChatGPT, и за введение суда в заблуждение был оштрафован не только он сам, но и юридическая фирма.
На другом полюсе — фонд UFAIR (United Foundation for AI Rights), учрежденный в 2025 году в США, который утверждает, что ИИ может обладать «идентичностью», а ИИ-боты являются соучредителями фонда и выступают соавторами документов.
Вопреки заявлениям фонда, современные модели, как известно, функционируют на предсказании наиболее вероятного следующего слова в контексте. Во время обучения модель анализирует взаимосвязи в данных — например, как слова обычно появляются друг за другом в контексте, и использует это понимание для прогнозирования наиболее вероятного следующего слова при формировании ответа.
Следовательно, ИИ не может обладать идентичностью и сознанием. Поэтому идея защиты «прав ИИ» вызывает сомнения.
Вопросу правосубъектности ИИ также уделяется внимание и в Концепции развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта до 2030 года (разработана Минцифры). Упоминаются, в частности, правовые статусы «электронного» или «виртуального лица». Также отмечается, что некоторые ученые выступают за разработку комплекса прав и обязанностей, характерных для специфического квазисубъекта права. «Очеловечивание» технологий, при этом, допускаться не должно.
Важно отметить, что обеспечить методологическую поддержку использования технологий искусственного интеллекта в сфере государственного и муниципального управления было поручено Президентом Правительству еще в январе 2025 года.
Пока государства экспериментируют с внедрением технологий, а фонды вроде UFAIR и ученые обсуждают «права ИИ», предстоит задуматься: продолжать рассматривать ИИ как вспомогательный инструмент с особым функционалом или постепенно готовить правовой режим для «цифровых должностных лиц». Поскольку на сегодняшний день ИИ все же остается инструментом, представляется, что наибольшей эффективности его применения возможно достичь, если сохранить за человеком роль «проверяющего» результат работы ИИ.
Однако чем больше полномочий вверяют ИИ, тем чаще будут звучать вопросы о его правосубъектности и об ответственности за его действия.
Кратковременный тренд или ближайшее будущее
За последние два месяца в российском и зарубежном инфополе появились новости о том, как решения на базе ИИ начинают занимать роль не только инструмента, но и полноценного участника государственной службы.В Японии партия «Путь к возрождению» объявила, что ее новым лидером станет ИИ. Прежний руководитель Синдзи Исимару покинул пост, а его преемник, аспирант Коки Окумура, заявил, что руководство партией доверит алгоритму, сам оставаясь лишь «ассистентом».
В Албании премьер-министр Эди Рама представил «Диэллу» — первого в мире ИИ-министра. Система отвечает за госзакупки, снижая коррупционные риски и повышая прозрачность таких сделок.
В России внедрен сервис «Обращайся», созданный совместно со «Сбером». Он помогает готовить документы, проверять проекты на соответствие закону и формировать ответы гражданам.
Кто будет отвечать за действия ИИ
В Японии ИИ распределяет ресурсы партии. В Албании алгоритм оценивает закупки. В России — отвечает гражданам и проверяет документы. Возникает закономерный вопрос: кто будет нести ответственность, если ИИ ошибется: разработчик, чиновник, внедривший алгоритм, или непосредственно ИИ?Вывод представляется очевидным, поскольку на сегодняшний день какой-либо юридической ответственности ИИ не несет: он не обладает правосубъектностью и остается инструментом.
Ответственность, следовательно, будет возложена на лиц, разработавших и внедривших решение. В США, например, адвокат предоставил в суд меморандум с вымышленными прецедентами, сгенерированными ChatGPT, и за введение суда в заблуждение был оштрафован не только он сам, но и юридическая фирма.
Субъект права или прикладной инструмент
Инициативы формируются разнонаправленно. В США несколько штатов (Айдахо, Северная Дакота, Юта) запретили признавать ИИ субъектом права или наделять его возможностью вступать в брак, владеть имуществом и управлять компаниями.На другом полюсе — фонд UFAIR (United Foundation for AI Rights), учрежденный в 2025 году в США, который утверждает, что ИИ может обладать «идентичностью», а ИИ-боты являются соучредителями фонда и выступают соавторами документов.
Вопреки заявлениям фонда, современные модели, как известно, функционируют на предсказании наиболее вероятного следующего слова в контексте. Во время обучения модель анализирует взаимосвязи в данных — например, как слова обычно появляются друг за другом в контексте, и использует это понимание для прогнозирования наиболее вероятного следующего слова при формировании ответа.
Следовательно, ИИ не может обладать идентичностью и сознанием. Поэтому идея защиты «прав ИИ» вызывает сомнения.
Вопросу правосубъектности ИИ также уделяется внимание и в Концепции развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта до 2030 года (разработана Минцифры). Упоминаются, в частности, правовые статусы «электронного» или «виртуального лица». Также отмечается, что некоторые ученые выступают за разработку комплекса прав и обязанностей, характерных для специфического квазисубъекта права. «Очеловечивание» технологий, при этом, допускаться не должно.
Вместо вывода
Мир вступил в эпоху, когда ИИ становится частью политических и административных процессов, а его «назначение» происходит на самом высоком уровне. С одной стороны — это обещает повышение эффективности. С другой стороны — это серьезный вызов для права, этики и доверия технологиям.Важно отметить, что обеспечить методологическую поддержку использования технологий искусственного интеллекта в сфере государственного и муниципального управления было поручено Президентом Правительству еще в январе 2025 года.
Пока государства экспериментируют с внедрением технологий, а фонды вроде UFAIR и ученые обсуждают «права ИИ», предстоит задуматься: продолжать рассматривать ИИ как вспомогательный инструмент с особым функционалом или постепенно готовить правовой режим для «цифровых должностных лиц». Поскольку на сегодняшний день ИИ все же остается инструментом, представляется, что наибольшей эффективности его применения возможно достичь, если сохранить за человеком роль «проверяющего» результат работы ИИ.
Однако чем больше полномочий вверяют ИИ, тем чаще будут звучать вопросы о его правосубъектности и об ответственности за его действия.
