- ДИССИДЕНТ
Георгий Синяков в довоенное время. © /
Синяков сам никогда не говорил о войне. О его подвигах рассказала «летающая ведьма» Анна Егорова.
После взятия Рейхстага он, трезвенник, зашёл в немецкий кабак и выпил кружку пива за победу советского народа — в память об одном пленном. Больше не пил. Даже тогда, когда спустя годы спасённые узники концлагеря Кюстрин собрались, чтобы чествовать заведующего хирургическим отделением медсанчасти Челябинского тракторного завода Синякова Георгия Фёдоровича.
Экзамен на хирурга сдал в лагере
Окончивший медфак Воронежского университета Георгий Синяков ушёл на Юго-Западный фронт на второй день войны. Во время боёв за Киев до последнего оказывал помощь раненым солдатам, попавшим в окружение... А потом Синяков оказался в плену. Два концлагеря — Борисполь и Дарница. А затем — Кюстрин, в 90 км от Берлина. Теперь он служил людям там.
Голод, обморожения, дистрофия, ранения, простуды. Немцы решили устроить русскому доктору экзамен — он, голодный и босой, на глазах у экзаменаторов, пленных врачей из европейских государств, сделал резекцию желудка. У ассистентов Синякова дрожали руки, а он спокойно и чётко выполнял манипуляции. «Лучший хирург из СССР не стоит немецкого санитара» — с того дня в Кюстрине забыли эту обидную фразу.
Георгий Синяков ведёт встречу ветеранов войны. Фото:
Слухи о толковом докторе вышли за пределы концлагеря. Немцы стали привозить своих к пленному русскому врачу. Однажды Синяков оперировал немецкого мальчика, подавившегося костью. Когда ребёнок пришёл в себя, заплаканная жена «истинного арийца» поцеловала ему руку и встала на колени. После этого Синякову разрешили свободное передвижение по лагерю, огороженному тремя рядами сетки с железной проволокой, и назначили дополнительный паёк. Этим пайком он делился с ранеными заключёнными.
Послабления режима дали возможность создать подпольный комитет: организовывать побеги, распространять листовки, в которых рассказывалось об успехах Красной армии. Хирург видел в этом особый смысл: поднять дух людей, оказавшихся в концлагере, — один из методов лечения.
А ещё Синяков изобрёл лекарства, которые затягивали раны, хотя сами ранения при этом выглядели свежими. Эту мазь он наносил Анне Егоровой. Легендарную лётчицу фашисты сбили под Варшавой в 44-м. По сводкам Совинформбюро прошла информация о присвоении Егоровой, совершившей более трёхсот боевых вылетов, звания Героя Советского Союза посмертно. Никто не знал, что обгоревшая «летающая ведьма» попала в плен и оказалась в концлагере. В том самом Кюстрине, где у операционного стола стоял Синяков. Гитлеровцы ждали, когда та поправится, чтобы устроить показательную казнь, а лётчица всё «угасала и угасала».
Русский доктор лишь разводил руками — мол, лекарства не помогают, Егорова обречена, а сам продолжал колдовать над Анной. Синяков помог ей и бежать из концлагеря, как только она поправилась.
Имитация смерти
Как-то в концлагерь пригнали сразу 10 советских лётчиков. Георгию Фёдоровичу удалось сохранить жизнь им всем. Способы спасения заключённых были разными, но чаще всего Синяков использовал имитацию смерти. Георгий Фёдорович учил живых притворяться мёртвыми (задержка дыхания, обездвиженное тело и т. д.). Доктор «гримировал» их своими мазями, скрывая оставшиеся цвета жизни на измождённых лицах. К тому же мази чудовищно воняли, что закрепляло мысль: «Этот помер». Синякову оставалось только констатировать смерть, и тогда «труп» вместе с теми, кто действительно своё отжил, солдаты выкидывали в ров неподалёку от лагеря. Как только фашисты уезжали, пленный оживал...
«Трупом» побывал и Илья Эренбург, попавший в Кюстрин 18-летним. Его фотографию с подписью на обороте: «Георгий Синяков заменил мне отца» Георгий Фёдорович хранил до конца жизни.
Илья Эренбург. Фото: / Надежда Уварова
Кивая на худющего Эренбурга, надсмотрщики спрашивали врача: «Jude?» («еврей» — нем.). «Нет, русский», — уверенно отвечал Синяков, понимавший, что у jude нет ни единого шанса на спасение. Доктор спрятал его документы, так же как прятал и награды лётчицы Егоровой, придумал раненому солдату фамилию Белоусов... Но Илью всё равно отправили в каменный карьер. Это было равносильно расстрелу. Тогда доктор превратил Эренбурга в «мёртвого». Тот «умер» в инфекционном бараке, куда фашисты боялись нос совать. Потом «воскрес», перешёл линию фронта и закончил войну офицером в Берлине.
Фото: / Надежда Уварова
Последний подвиг в лагере доктор совершил, перед тем как наши танки освободили Кюстрин. Тех заключённых, что были покрепче, гитлеровцы закинули в эшелоны, а остальных решили расстрелять. На смерть были обречены 3000 пленных. Случайно об этом узнал Синяков. Ему говорили: не бойтесь, доктор, вас не расстреляют. Но Георгий Фёдорович не мог оставить своих пациентов. Он уговорил переводчика пойти к начальству и попросить гитлеровцев не брать ещё один грех на душу. Переводчик с трясущимися от страха руками передал слова Синякова фашистам. Они ушли из Кюстрина без единого выстрела. И тут же в концлагерь вошла танковая группа майора Ильина.
О концлагере — ни слова
Оказавшись среди своих, доктор продолжил оперировать. За первые сутки спас 70 раненых танкистов.
А потом — пиво в Берлине... Про то, как кружка оказалась в руках у Синякова, рассказывал его приёмный сын Сергей Мирющенко. Как-то в лагере Георгий Фёдорович стал свидетелем разговора советского пленного с немецким унтер-офицером. Пленный заявил: «Я ещё выпью в Берлине за нашу победу». Немец лишь рассмеялся: «Мы берём ваши города, вы гибнете тысячами, о какой победе ты говоришь?» Именно этот диалог вспомнил Синяков, открывая дверь берлинского кабака.
После войны Синяков вернулся домой, стал заведующим хирургическим отделением медсанчасти Челябинского тракторного завода. О войне не говорил. О концлагере — тем более. Другая порода людей. Другой масштаб.
Он просто делал то, что должен, оставляя за собой глубокий след в жизни. Георгий Фёдорович даже свой день рождения отмечал в день окончания Воронежского университета, считая, что родился тогда, когда получил диплом врача.
Синяковская премия
А в 1961 г. в «Литературной газете» вышел очерк, где Анна Егорова рассказала о докторе, спасшем её. После этой публикации лётчики, которым Синяков сохранил жизнь, пригласили хирурга в Москву. Туда же прибыли и сотни других бывших узников Кюстрина, которым удалось избежать смерти благодаря ему.
Говорили, что Синякова потом пытались выдвинуть на награды, но пленное прошлое не ценилось в послевоенные времена. Георгий Фёдорович остался без громких званий. Только уже после его смерти в канун 70-летия Победы именной стенд Синякова был открыт в музее медицины челябинской больницы. Возможно, когда-нибудь появится и улица его имени или Синяковская премия.
Её будут вручать врачам? Людям, преданным своему делу? Или шире — тем, в ком человек остаётся человеком даже там, где, кажется, остаётся место только инстинктам.
