Субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц все стремительнее входит в наш правопорядок. Удовлетворяется практически каждое второе заявление.
Заявители, прежде всего конкурсные управляющие, стараются подать заявление в отношении как можно большего круга лиц.
К субсидиарной ответственности привлекают уже и юристов, оказывавших консультационные услуги, и детей фактических бенефициаров. К этому уже даже все попривыкли. Но судебная практика продолжает нас удивлять и дальше.
Если нам когда-то казалось, что привлечь к ответственности физическое лицо по обязательствам юридического лица невозможно, то сейчас в зоне риска может оказаться практически кто угодно. В том числе контрагенты должника.
При этом защищать и «обелять» всех контрагентов должника мы не можем, ведь голь на выдумку хитра — контролирующие лица приспособились к тому, что корпоративная вуаль сорвана, в результате чего появились новые более изощренные методы использования конструкции юридического лица — должника. И задача судов на сегодняшний день отличить истинных контролирующих лиц от обычных контрагентов, когда-либо вступивших в правоотношения с должником.
Поэтому важно разобрать такие дела, где контрагенты вступали с должником в обычные гражданско-правовые сделки, будь то договор купли-продажи, договор аренды и т. д.
В первом анализируемом деле — дело о банкротстве ООО «Центр семеноводства Сибири» (№ А03-4870/2020) — сложилась ситуация, когда должник заключил со своим контрагентом договор поставки товара, а в дальнейшем оставил этот товар на хранении у контрагента. Контрагент получил от должника 5,3 млн руб. и хранил товар на складе.
Спустя определенное время в отношении должника было возбуждено дело о банкротстве, в реестр требований кредиторов включены требования на общую сумму 29 млн руб.
Конкурсный управляющий подал заявление о привлечении руководителя контрагента (он же являлся и единственным участником общества) к субсидиарной ответственности, аргументируя это тем, что контрагент извлек выгоду — деньги получил, товар не передал.
В Постановлении Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 11.08.2023 по данному делу указано, что руководитель контрагента вступил с должником в гражданско-правовые отношения, общий объем обязательств должника на эту дату превышал 20 млн руб., денежные средства, перечисленные контрагенту, являлись для должника крайне существенными применительно к масштабам его деятельности.
Применительно к хранению товара контрагентом суд указал, что действия разумного и добросовестного хранителя при уклонении поклажедателя от исполнения обязанности взять переданную на хранение вещь обратно будут заключаться в письменном предупреждении поклажедателя и, в случае отрицательного ответа, реализации этой вещи, чего в данном случае выполнено не было.
В данном деле хочется отметить несколько моментов:
Во-первых, контрагент, а точнее, его руководитель, привлечен к субсидиарной ответственности, по сути, за свое бездействие. Товар хранил, но ничего не предпринял. Возникает вопрос, а была ли у такого контрагента цель привести должника в состояние банкротства? В результате ли этих действий стало невозможным исполнение обязательств перед конкурсными кредиторами?
Во-вторых, насколько справедливой будет ответственность такого контрагента, который извлек выгоду в размере 5,3 млн руб., но в порядке субсидиарной ответственности с него может быть взыскано 29 млн руб.?
Суд в данном деле, сопоставив выгоду контрагента с масштабом деятельности должника, утвердительно отвечает на все вопросы и привлекает руководителя контрагента к субсидиарной ответственности. Представляется, что подобный подход может быть едва ли справедливым по отношению к участникам гражданского оборота. Ведь даже в случае, например, оспаривания подозрительных сделок в банкротстве (п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве) необходимо устанавливать недобросовестность контрагента (осведомленность о наличии у сделки цели причинения вреда имущественным правам кредиторов).
В приведенном примере, как следует из судебных актов, контрагент не знал о признаках неплатежеспособности должника, не был аффилированным с должником лицом.
Возникает еще один вопрос. Какой должна быть ответственность такого контрагента: деликтной или субсидиарной по закону о банкротстве?
С оговоркой на то, что субсидиарная ответственность, по сути, является разновидностью деликтной. Однако ее размер определяется непогашенными требованиями кредиторов. Деликтная ответственность, в свою очередь, по общему правилу определяется исходя из размера причиненного вреда. Представляется, что в проанализированном деле ответственность контрагента должна была определяться размером причиненного вреда.
В другом деле — деле о банкротстве ООО «Калачинский молзавод» (№ А45-42962/2018) — должник заключил со своим контрагентом договор аренды оборудования по завышенным ставкам. В результате чего данная сделка была оспорена, контрагент в конкурсную массу вернул все денежные средства.
Как указано в судебных актах по данному делу, выгода контрагента составила 7,2 млн руб., реестр требований кредиторов составил 47 млн руб. В итоге к субсидиарной ответственности привлекли как самого контрагента, так и его руководителя/участника.
В Постановлении Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 12.10.2022 по данному делу сопоставляется размер вреда от сделки с масштабами всей деятельности должника и его показателями рентабельности. Примечательно, что выручка предприятия за период, пока действовал договор аренды, составила примерно 1,5 млрд руб. Однако, как указывает суд, ошибочно принимать во внимание данные лишь об одной выручке.
В иных делах суды устанавливают, извлек ли контрагент или его руководитель/участники какую-либо материальную выгоду за счет должника (Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 17.10.2023 по делу № А66-230/2015). Также суды анализируют, привели ли сделки с контрагентом к окончательной неплатежеспособности должника (Постановление Арбитражного суда Московского округа от 23.06.2022 по делу № А40-81291/2019).
Ответ на этот вопрос дает нам Верховный суд, указавший, что к субсидиарной ответственности может быть привлечено лицо, которое вовсе не имеет статуса контролирующего. Так, в Определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 25.09.2020 № 310-ЭС20-6760 несколько раз упоминается фраза: «контролирующие и действующие с ними совместно лица». В этом же определении также указано, что компания в отсутствие статуса контролирующего лица может быть признана действующей совместно с руководителем должника.
Чуть ранее, 23 декабря 2019 года, Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного суда РФ вынесла похожее определение в отношении детей контролирующих лиц при разрешении вопроса о привлечении их к субсидиарной ответственности по обязательствам должника. В частности, в этом определении указано, что к несовершеннолетним детям контролирующих лиц неприменима презумпция контролирующего выгодоприобретателя в силу объективных особенностей отношений несовершеннолетних детей и их родителей, которым обычно присуще, с одной стороны, стремление родителей оградить детей от негативной информации, с другой стороны, повышенный уровень доверия детей к своим родителям.
Также мы наблюдаем рост случаев привлечения контрагентов к субсидиарной ответственности. Яркой иллюстрацией этой тенденции служит дело о банкротстве ООО «Татнефть-Архангельск» (дело № А40-102802/2019 и Постановления Арбитражного Московского округа от 31.08.2022 и от 22.05.2023).
В рамках этого дела суд первой инстанции привлек контрагента к субсидиарной ответственности, апелляционная инстанция оставила определение без изменений, но вот кассационная инстанция спор направила на новое рассмотрение, указав, что контрагент не может быть привлечен к субсидиарной ответственности, поскольку он не может быть признан контролирующим лицом. При новом рассмотрении суд первой инстанции вновь привлекает контрагента к субсидиарной ответственности, апелляционная инстанция оставляет определение без изменений, кассационная инстанция в этот раз все оставила без изменений (председательствующий судья в кассационной инстанции не изменился).
Этот спор наглядно показывает, как, казалось бы, невозможное становится возможным и как меняется отношение судей буквально за один год по одному и тому же вопросу: можно ли привлечь контрагента к субсидиарной ответственности?
И этот вопрос достаточно принципиален. Ведь теперь участникам гражданского оборота необходимо проявлять еще большую осмотрительность при проверке своих контрагентов, дабы не стать однажды ответчиком по спору о субсидиарной ответственности. Справедливо ли это возлагать на всех участников оборота?
Представляется, что нет.
С другой же стороны, с точки зрения законодательства о банкротстве такая деятельность (заключение сделок на невыгодных для должника условиях) приобретает недобросовестный характер в момент, когда она начинает приносить вред кредиторам, то есть когда поступления в имущественную массу должника становятся ниже его кредиторской нагрузки. Поэтому мы неизбежно идем к тому, что всякий раз необходимо искать баланс. И этот баланс кроется как в определении вида ответственности (субсидиарная или деликатная), так и к кому применять соответствующие презумпции (ко всем контрагентам или только к тем, кто может быть признан аффилированным с должником лицом).
В любом случае, как нам представляется, судам необходимо анализировать не только спорную сделку, являющуюся невыгодной для должника, но и какую долю занимали правоотношения с контрагентом в общем количестве сделок должника, носили ли они систематический характер и были ли у должника и контрагента общие контролирующие лица.
Заявители, прежде всего конкурсные управляющие, стараются подать заявление в отношении как можно большего круга лиц.
К субсидиарной ответственности привлекают уже и юристов, оказывавших консультационные услуги, и детей фактических бенефициаров. К этому уже даже все попривыкли. Но судебная практика продолжает нас удивлять и дальше.
Если нам когда-то казалось, что привлечь к ответственности физическое лицо по обязательствам юридического лица невозможно, то сейчас в зоне риска может оказаться практически кто угодно. В том числе контрагенты должника.
При этом защищать и «обелять» всех контрагентов должника мы не можем, ведь голь на выдумку хитра — контролирующие лица приспособились к тому, что корпоративная вуаль сорвана, в результате чего появились новые более изощренные методы использования конструкции юридического лица — должника. И задача судов на сегодняшний день отличить истинных контролирующих лиц от обычных контрагентов, когда-либо вступивших в правоотношения с должником.
Примеры привлечения контрагентов к субсидиарной ответственности
Прежде чем приступить к анализу судебных дел, где контрагентов привлекали к субсидиарной ответственности, хочется сделать одну важную оговорку. Анализ приведен в отношении таких контрагентов, которые не выстраивали систему ведения хозяйственной деятельности с должником со смещением «центра прибыли» и «центра убытков». Ведь в таких случаях даже интуитивно чувствуется, что контрагенты действительно выступают в статусе контролирующих должника лиц.Поэтому важно разобрать такие дела, где контрагенты вступали с должником в обычные гражданско-правовые сделки, будь то договор купли-продажи, договор аренды и т. д.
В первом анализируемом деле — дело о банкротстве ООО «Центр семеноводства Сибири» (№ А03-4870/2020) — сложилась ситуация, когда должник заключил со своим контрагентом договор поставки товара, а в дальнейшем оставил этот товар на хранении у контрагента. Контрагент получил от должника 5,3 млн руб. и хранил товар на складе.
Спустя определенное время в отношении должника было возбуждено дело о банкротстве, в реестр требований кредиторов включены требования на общую сумму 29 млн руб.
Конкурсный управляющий подал заявление о привлечении руководителя контрагента (он же являлся и единственным участником общества) к субсидиарной ответственности, аргументируя это тем, что контрагент извлек выгоду — деньги получил, товар не передал.
В Постановлении Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 11.08.2023 по данному делу указано, что руководитель контрагента вступил с должником в гражданско-правовые отношения, общий объем обязательств должника на эту дату превышал 20 млн руб., денежные средства, перечисленные контрагенту, являлись для должника крайне существенными применительно к масштабам его деятельности.
Применительно к хранению товара контрагентом суд указал, что действия разумного и добросовестного хранителя при уклонении поклажедателя от исполнения обязанности взять переданную на хранение вещь обратно будут заключаться в письменном предупреждении поклажедателя и, в случае отрицательного ответа, реализации этой вещи, чего в данном случае выполнено не было.
В данном деле хочется отметить несколько моментов:
Во-первых, контрагент, а точнее, его руководитель, привлечен к субсидиарной ответственности, по сути, за свое бездействие. Товар хранил, но ничего не предпринял. Возникает вопрос, а была ли у такого контрагента цель привести должника в состояние банкротства? В результате ли этих действий стало невозможным исполнение обязательств перед конкурсными кредиторами? Во-вторых, насколько справедливой будет ответственность такого контрагента, который извлек выгоду в размере 5,3 млн руб., но в порядке субсидиарной ответственности с него может быть взыскано 29 млн руб.?Суд в данном деле, сопоставив выгоду контрагента с масштабом деятельности должника, утвердительно отвечает на все вопросы и привлекает руководителя контрагента к субсидиарной ответственности. Представляется, что подобный подход может быть едва ли справедливым по отношению к участникам гражданского оборота. Ведь даже в случае, например, оспаривания подозрительных сделок в банкротстве (п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве) необходимо устанавливать недобросовестность контрагента (осведомленность о наличии у сделки цели причинения вреда имущественным правам кредиторов).
В приведенном примере, как следует из судебных актов, контрагент не знал о признаках неплатежеспособности должника, не был аффилированным с должником лицом.
Возникает еще один вопрос. Какой должна быть ответственность такого контрагента: деликтной или субсидиарной по закону о банкротстве?
С оговоркой на то, что субсидиарная ответственность, по сути, является разновидностью деликтной. Однако ее размер определяется непогашенными требованиями кредиторов. Деликтная ответственность, в свою очередь, по общему правилу определяется исходя из размера причиненного вреда. Представляется, что в проанализированном деле ответственность контрагента должна была определяться размером причиненного вреда.
В другом деле — деле о банкротстве ООО «Калачинский молзавод» (№ А45-42962/2018) — должник заключил со своим контрагентом договор аренды оборудования по завышенным ставкам. В результате чего данная сделка была оспорена, контрагент в конкурсную массу вернул все денежные средства.
Как указано в судебных актах по данному делу, выгода контрагента составила 7,2 млн руб., реестр требований кредиторов составил 47 млн руб. В итоге к субсидиарной ответственности привлекли как самого контрагента, так и его руководителя/участника.
В Постановлении Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 12.10.2022 по данному делу сопоставляется размер вреда от сделки с масштабами всей деятельности должника и его показателями рентабельности. Примечательно, что выручка предприятия за период, пока действовал договор аренды, составила примерно 1,5 млрд руб. Однако, как указывает суд, ошибочно принимать во внимание данные лишь об одной выручке.
В иных делах суды устанавливают, извлек ли контрагент или его руководитель/участники какую-либо материальную выгоду за счет должника (Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 17.10.2023 по делу № А66-230/2015). Также суды анализируют, привели ли сделки с контрагентом к окончательной неплатежеспособности должника (Постановление Арбитражного суда Московского округа от 23.06.2022 по делу № А40-81291/2019).
Общие тенденции и выводы
Проблема привлечения контрагентов к субсидиарной ответственности подсвечивает и другую проблему. А являются ли такие контрагенты контролирующими лицами в понимании закона о банкротстве? Или же они находятся в ином статусе, который тоже позволяет привлекать их к субсидиарной ответственности?Ответ на этот вопрос дает нам Верховный суд, указавший, что к субсидиарной ответственности может быть привлечено лицо, которое вовсе не имеет статуса контролирующего. Так, в Определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 25.09.2020 № 310-ЭС20-6760 несколько раз упоминается фраза: «контролирующие и действующие с ними совместно лица». В этом же определении также указано, что компания в отсутствие статуса контролирующего лица может быть признана действующей совместно с руководителем должника.
Чуть ранее, 23 декабря 2019 года, Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного суда РФ вынесла похожее определение в отношении детей контролирующих лиц при разрешении вопроса о привлечении их к субсидиарной ответственности по обязательствам должника. В частности, в этом определении указано, что к несовершеннолетним детям контролирующих лиц неприменима презумпция контролирующего выгодоприобретателя в силу объективных особенностей отношений несовершеннолетних детей и их родителей, которым обычно присуще, с одной стороны, стремление родителей оградить детей от негативной информации, с другой стороны, повышенный уровень доверия детей к своим родителям.
Также мы наблюдаем рост случаев привлечения контрагентов к субсидиарной ответственности. Яркой иллюстрацией этой тенденции служит дело о банкротстве ООО «Татнефть-Архангельск» (дело № А40-102802/2019 и Постановления Арбитражного Московского округа от 31.08.2022 и от 22.05.2023).
В рамках этого дела суд первой инстанции привлек контрагента к субсидиарной ответственности, апелляционная инстанция оставила определение без изменений, но вот кассационная инстанция спор направила на новое рассмотрение, указав, что контрагент не может быть привлечен к субсидиарной ответственности, поскольку он не может быть признан контролирующим лицом. При новом рассмотрении суд первой инстанции вновь привлекает контрагента к субсидиарной ответственности, апелляционная инстанция оставляет определение без изменений, кассационная инстанция в этот раз все оставила без изменений (председательствующий судья в кассационной инстанции не изменился).
Этот спор наглядно показывает, как, казалось бы, невозможное становится возможным и как меняется отношение судей буквально за один год по одному и тому же вопросу: можно ли привлечь контрагента к субсидиарной ответственности?
И этот вопрос достаточно принципиален. Ведь теперь участникам гражданского оборота необходимо проявлять еще большую осмотрительность при проверке своих контрагентов, дабы не стать однажды ответчиком по спору о субсидиарной ответственности. Справедливо ли это возлагать на всех участников оборота?
Представляется, что нет.
С другой же стороны, с точки зрения законодательства о банкротстве такая деятельность (заключение сделок на невыгодных для должника условиях) приобретает недобросовестный характер в момент, когда она начинает приносить вред кредиторам, то есть когда поступления в имущественную массу должника становятся ниже его кредиторской нагрузки. Поэтому мы неизбежно идем к тому, что всякий раз необходимо искать баланс. И этот баланс кроется как в определении вида ответственности (субсидиарная или деликатная), так и к кому применять соответствующие презумпции (ко всем контрагентам или только к тем, кто может быть признан аффилированным с должником лицом).
В любом случае, как нам представляется, судам необходимо анализировать не только спорную сделку, являющуюся невыгодной для должника, но и какую долю занимали правоотношения с контрагентом в общем количестве сделок должника, носили ли они систематический характер и были ли у должника и контрагента общие контролирующие лица.
