- Специальный корреспондент
Я проходил ординатуру на кафедре хирургии, которой руководил профессор Георгий Дмитриевич Мыш, он же был главным врачом областной клинической больницы. Однажды он меня спросил:
— Юра, а не хотел бы ты поехать в районную больницу на три недели? Там надо заменить хирурга на время отпуска. Ко мне заходил главный хирург области и просил найти кого-нибудь. Что скажешь? — и выжидающе посмотрел на меня.
Я ответил:
— А почему бы и нет? Сейчас сентябрь, погода прекрасная, можно поработать в сельской больнице, а заодно и отдохнуть, покупаться в реке.
В то время я был уже опытным хирургом с десятилетним стажем и не боялся трудностей.
Самолет приземлился в чистом поле и остановился около деревянного строения с надписью «Аэропорт». С одной стороны поле было огорожено забором из длинных жердей, а с другой паслись коровы. Перед каждым взлетом и посадкой работник аэропорта просил их удалиться с поля, используя выражения, которые я здесь привести не могу.
Автомобиль с красным крестом доставил меня к больнице. Выйдя из машины, я осмотрелся. Все сибирские районные центры похожи друг на друга. В каждом имелись райисполком, гостиница, школа, больница, магазин, а вокруг одинаковые деревянные домишки с палисадниками. Дополняет пейзаж лесостепь, в отдалении — сосновый бор и, конечно, речка. Хоть картину пиши.
Главный врач, женщина лет пятидесяти, встретила меня без эмоций. Она записала мою фамилию, задала несколько вопросов и сообщила, что «квартира уже готова и шофер вас позднее отвезет, но сейчас нужно принять больных у Лидии Васильевны». Как выяснилось, Лидия Васильевна и есть тот хирург, которого я должен заменить на время отпуска.
Хирургическое отделение располагалось в бараке. Меня ждали и приготовили белоснежный халат, колпак и тапочки. Медсестры проводили меня в ординаторскую и сообщили, что Лидия Васильевна будет с минуты на минуту.
В ожидании отпускницы я стал просматривать лежащие на столе истории болезней. В них были заполнены только лицевые стороны, то есть записаны фамилии больных, диагноз при поступлении, адрес и дата. Никаких других записей не было, но, судя по датам, эти больные в настоящее время должны были находиться в отделении.
Дверь ординаторской открылась, и вошла Лидия Васильевна. Я встал и поздоровался в соответствии с правилами вежливости, однако никакой ответной реакции не последовало. На приветствие она не ответила, а лишь произнесла недовольным голосом:
— Пошли покажу больных!
Во время краткого обхода, если это можно назвать обходом, она давала мне указания, что делать с тем или иным больным, и напоследок, удаляясь, сказала:
— Все! Меня нет. Я уехала в отпуск!
Когда она ушла, все сестры дружно с облегчением вздохнули. Я спросил:
— Что так?
— Вот теперь и мы отдохнем и поработаем нормально! — ответила одна из них.
Впоследствии я выяснил, что Лидия Васильевна любила выпить и не выбирала выражений, общаясь с коллективом. При этом она никогда не делала обходы больных и имела репутацию хирурга, к которому лучше не попадать в руки.
Я собрал коллектив отделения и предложил план работы: утром — пересмена, отчет дежурных сестер, затем обход больных, перевязки, возможно, операции, лечебные мероприятия и так далее.
После осмотра некоторых серьезных больных меня пригласили на кухню отобедать (должен сказать, кормили там отлично). Затем шофер скорой помощи отвез меня на постой в старый домишко на две квартиры, состоящие из кухни и комнаты. Печка была растоплена, на плите стоял чайник, на полке — кое-какая посуда, а в комнатушке — кровать, застеленная чистым бельем. Уже темнело. Шофер уехал, я выпил чаю и лег спать.
Прошло три дня. Среди ночи меня разбудил стук в дверь. За окном рокотал двигатель автомобиля. Шофер сообщил, что привезли женщину с острыми болями в животе. Мы прибыли в отделение. Сестры извинялись, что пришлось меня разбудить во втором часу ночи, но я их успокоил, сказав, что они все сделали правильно.
На вид женщине было лет сорок. Она тихо стонала. Даже при электрическом освещении бросалась в глаза бледность ее лица. Она рассказала, что упала на живот, споткнувшись о порог. При этом она отворачивалась и прятала глаза. Ну, упала так упала. Я приступил к осмотру. Когда я начал осматривать живот, то обнаружил в нем наличие жидкости и решил, что это кровь, так как были и другие симптомы: низкое артериальное давление, частый слабый пульс, бледность кожи.
— Внутреннее кровотечение! Будем оперировать! — сказал я, только сейчас заметив стоящих рядом операционную сестру и санитарку.
Сестра переспросила:
— Юрий Олегович, что будете делать?
Я ответил одним словом:
— Лапаротомию.
Пока я записывал данные осмотра в историю болезни, операционная была подготовлена, а санитарка провела масочный наркоз.
Молодому поколению хирургов покажется невероятным то обстоятельство, что санитарка дает наркоз больному, но в то время анестезиологической и реанимационной служб не существовало. Наркоз больному давали санитарки под наблюдением оперирующего хирурга. Конечно, это отвлекало хирурга от хода операции, но что поделаешь…
Вскрыв брюшную полость, я обнаружил в ней большое количество свежей крови и поврежденную мелкую ветвь брыжеечной артерии, которую прошил и перевязал. Затем я тщательно проверил состояние кишки, и, когда убедился в том, что она не изменила цвет и нормально перистальтирует, осушил полость живота и зашил его, оставив выведенный наружу микроирригатор (тонкую резиновую трубку). Удаленную из брюшной полости кровь мы перелили больной, чтобы восполнить кровопотерю.
Женщина быстро поправилась, но вскоре до меня дошли слухи, что она не упала, а ее избил пьяный муж. Такое у меня не укладывалось в голове. Как же можно избивать самого близкого тебе человека, жену, мать твоих детей? Я настаивал, чтобы ее муж пришел ко мне для беседы, но он прятался от меня. Больная позднее говорила, что он очень переживает, но встречаться со мной стесняется. Наверное, ему было стыдно.
За период пребывания в этой больнице я сделал несколько операций (удаление червеобразного отростка, ушивание перфоративной язвы желудка, грыжесечение, вскрытие гнойников и так далее). Кстати, грыжесечение — это интересно.
Ко мне явился главный бухгалтер совхоза и продемонстрировал большую паховую грыжу, которая была у него уже пятнадцать лет. Я удивился такому сроку:
— А что же вы к Лидии Васильевне не пришли?
Но он поспешно возразил:
— Вот уж нет! Как только я узнал, что она уехала в отпуск и приехали вы да уже спасли (!) двух больных, сразу решил: вот теперь я доверю свою грыжу хирургу!
После того как я его прооперировал, у меня на столе в ординаторской стали появляться гостинцы: то вареная курочка, то сливочное масло с домашними печенюшками, то творожок. На мой вопрос, откуда это взялось, сестры делали большие удивленные глаза и отвечали, что никого не видели. Но я всегда приглашал их на чаепития, во время которых узнавал о житье-бытье деревни.
Однажды меня пригласили в родильное отделение, что меня несколько удивило. Я, конечно, незамедлительно отправился туда. Встретила меня акушер-гинеколог из областной больницы, которая оказалась здесь в командировке. Она рассказала, что женщина двадцати лет из-за суженного таза не может разродиться и что у плода уже слабо прослушивается сердцебиение. Хотя я и не был силен в акушерском деле, но кое-что с институтских времен у меня в голове осталось, и я спросил:
— А шейку рассекла?
— Рассекла в четырех местах, как положено, но плод ни с места!
— А кесарево?
— Уже поздно, плод почти погиб, еле-еле прослушивается сердцебиение.
— А тягу за череп применяли? — поинтересовался я.
— Нет, — ответила она, — но можно попробовать.
И мы приступили к делу. На меня надели халат, нарукавники, маску, фартук, перчатки и дали соответствующие приспособления. Пулевыми щипцами мне удалось зацепиться за череп плода, и мы смастерили тягу через блок, но уже через пятнадцать минут врач сказала, что плод погиб и надо спасать мать. Я тут же предложил плодоразрушающую операцию, поскольку другого выхода не видел. Операцию доверили делать мне, так как я хирург и к тому же мужчина. И действительно, на враче-акушере, как говорится, лица не было.
Хотя опыт проведения подобных операций у меня отсутствовал, но что нужно делать, я знал. Проткнув специальным перфоратором череп плода, я удалил головной мозг, затем наложил специальные щипцы на лицевую часть, но щипцы при тракции сорвались. Тогда я снова наложил щипцы, но уже на затылочную кость, и с большим усилием вытянул плод наружу. Весь персонал засуетился, мне сказали, что нужно еще удалить послед. Пилящими движениями ладони я отделил его, и он шлепнулся в таз. Мне протянули шприц, и я ввел препарат в шейку матки. Кровотечение заметно уменьшилось и вскоре совсем остановилось. Таз наполовину был заполнен кровью. Требовалось переливание крови. Женщина — хотя какая она женщина, девчонка — была очень бледна, пульс еле прощупывался, артериальное давление упало.
Крови нужной группы не оказалось. Я велел сестре немедленно ехать в соседний район за кровью. Под утро кровь привезли, мы сделали переливание, и дело потихоньку пошло на поправку.
Измученный, усталый, весь в крови, я наконец отмылся, привел себя в порядок и зашел в хирургическое отделение посмотреть больных, но сестры единодушно отправили меня домой поспать.
Вернувшись в больницу после короткого сна, я зашел в родильное отделение и с радостью увидел бледную, ослабленную, но улыбающуюся девчонку, а вокруг нее всех участников ночного кошмара. Я был счастлив, что удалось сохранить жизнь этой девочке. Она молода и еще нарожает детей.
Отработав положенный срок, я возвращался домой. Конечно, перед отъездом зашел попрощаться с поварами, с работниками родильного отделения, а уж хирургическое отделение меня провожало с огромным сожалением. Все врачи, сестры, санитарки махали на прощание, и я им помахал. В деревне почти у каждого дома стояли люди и молча провожали машину взглядом. Я спросил шофера:
— А что это народ-то весь на улице? Разве праздник какой?
— Да нет, Юрий Олегович, не праздник. Вас провожают. Много хорошего вы сделали нашим людям, а ведь на деревне все быстро распространяется, и помнить о вас будут долго. Спасибо вам! — ответил он.
Спустя много лет, когда я работал на кафедре хирургии факультета усовершенствования врачей, один из молодых хирургов- слушателей сказал:
— Юрий Олегович, а я ведь из Н-ского района, и о вас там помнят до сих пор, просили передать вам огромный привет, приглашают приезжать!
Приятно было такое услышать. Добро не забывается.
Отрывок из книги-сборника воспоминаний советского хирурга Юрия Абрамова, в котором он рассказывает о своем опыте работы в деревенской больнице.
— Юра, а не хотел бы ты поехать в районную больницу на три недели? Там надо заменить хирурга на время отпуска. Ко мне заходил главный хирург области и просил найти кого-нибудь. Что скажешь? — и выжидающе посмотрел на меня.
Я ответил:
— А почему бы и нет? Сейчас сентябрь, погода прекрасная, можно поработать в сельской больнице, а заодно и отдохнуть, покупаться в реке.
В то время я был уже опытным хирургом с десятилетним стажем и не боялся трудностей.
Самолет приземлился в чистом поле и остановился около деревянного строения с надписью «Аэропорт». С одной стороны поле было огорожено забором из длинных жердей, а с другой паслись коровы. Перед каждым взлетом и посадкой работник аэропорта просил их удалиться с поля, используя выражения, которые я здесь привести не могу.
Автомобиль с красным крестом доставил меня к больнице. Выйдя из машины, я осмотрелся. Все сибирские районные центры похожи друг на друга. В каждом имелись райисполком, гостиница, школа, больница, магазин, а вокруг одинаковые деревянные домишки с палисадниками. Дополняет пейзаж лесостепь, в отдалении — сосновый бор и, конечно, речка. Хоть картину пиши.
Главный врач, женщина лет пятидесяти, встретила меня без эмоций. Она записала мою фамилию, задала несколько вопросов и сообщила, что «квартира уже готова и шофер вас позднее отвезет, но сейчас нужно принять больных у Лидии Васильевны». Как выяснилось, Лидия Васильевна и есть тот хирург, которого я должен заменить на время отпуска.
Хирургическое отделение располагалось в бараке. Меня ждали и приготовили белоснежный халат, колпак и тапочки. Медсестры проводили меня в ординаторскую и сообщили, что Лидия Васильевна будет с минуты на минуту.
В ожидании отпускницы я стал просматривать лежащие на столе истории болезней. В них были заполнены только лицевые стороны, то есть записаны фамилии больных, диагноз при поступлении, адрес и дата. Никаких других записей не было, но, судя по датам, эти больные в настоящее время должны были находиться в отделении.
Дверь ординаторской открылась, и вошла Лидия Васильевна. Я встал и поздоровался в соответствии с правилами вежливости, однако никакой ответной реакции не последовало. На приветствие она не ответила, а лишь произнесла недовольным голосом:
— Пошли покажу больных!
Во время краткого обхода, если это можно назвать обходом, она давала мне указания, что делать с тем или иным больным, и напоследок, удаляясь, сказала:
— Все! Меня нет. Я уехала в отпуск!
Когда она ушла, все сестры дружно с облегчением вздохнули. Я спросил:
— Что так?
— Вот теперь и мы отдохнем и поработаем нормально! — ответила одна из них.
Впоследствии я выяснил, что Лидия Васильевна любила выпить и не выбирала выражений, общаясь с коллективом. При этом она никогда не делала обходы больных и имела репутацию хирурга, к которому лучше не попадать в руки.
Я собрал коллектив отделения и предложил план работы: утром — пересмена, отчет дежурных сестер, затем обход больных, перевязки, возможно, операции, лечебные мероприятия и так далее.
После осмотра некоторых серьезных больных меня пригласили на кухню отобедать (должен сказать, кормили там отлично). Затем шофер скорой помощи отвез меня на постой в старый домишко на две квартиры, состоящие из кухни и комнаты. Печка была растоплена, на плите стоял чайник, на полке — кое-какая посуда, а в комнатушке — кровать, застеленная чистым бельем. Уже темнело. Шофер уехал, я выпил чаю и лег спать.
Прошло три дня. Среди ночи меня разбудил стук в дверь. За окном рокотал двигатель автомобиля. Шофер сообщил, что привезли женщину с острыми болями в животе. Мы прибыли в отделение. Сестры извинялись, что пришлось меня разбудить во втором часу ночи, но я их успокоил, сказав, что они все сделали правильно.
На вид женщине было лет сорок. Она тихо стонала. Даже при электрическом освещении бросалась в глаза бледность ее лица. Она рассказала, что упала на живот, споткнувшись о порог. При этом она отворачивалась и прятала глаза. Ну, упала так упала. Я приступил к осмотру. Когда я начал осматривать живот, то обнаружил в нем наличие жидкости и решил, что это кровь, так как были и другие симптомы: низкое артериальное давление, частый слабый пульс, бледность кожи.
— Внутреннее кровотечение! Будем оперировать! — сказал я, только сейчас заметив стоящих рядом операционную сестру и санитарку.
Сестра переспросила:
— Юрий Олегович, что будете делать?
Я ответил одним словом:
— Лапаротомию.
Пока я записывал данные осмотра в историю болезни, операционная была подготовлена, а санитарка провела масочный наркоз.
Молодому поколению хирургов покажется невероятным то обстоятельство, что санитарка дает наркоз больному, но в то время анестезиологической и реанимационной служб не существовало. Наркоз больному давали санитарки под наблюдением оперирующего хирурга. Конечно, это отвлекало хирурга от хода операции, но что поделаешь…
Вскрыв брюшную полость, я обнаружил в ней большое количество свежей крови и поврежденную мелкую ветвь брыжеечной артерии, которую прошил и перевязал. Затем я тщательно проверил состояние кишки, и, когда убедился в том, что она не изменила цвет и нормально перистальтирует, осушил полость живота и зашил его, оставив выведенный наружу микроирригатор (тонкую резиновую трубку). Удаленную из брюшной полости кровь мы перелили больной, чтобы восполнить кровопотерю.
Женщина быстро поправилась, но вскоре до меня дошли слухи, что она не упала, а ее избил пьяный муж. Такое у меня не укладывалось в голове. Как же можно избивать самого близкого тебе человека, жену, мать твоих детей? Я настаивал, чтобы ее муж пришел ко мне для беседы, но он прятался от меня. Больная позднее говорила, что он очень переживает, но встречаться со мной стесняется. Наверное, ему было стыдно.
За период пребывания в этой больнице я сделал несколько операций (удаление червеобразного отростка, ушивание перфоративной язвы желудка, грыжесечение, вскрытие гнойников и так далее). Кстати, грыжесечение — это интересно.
Ко мне явился главный бухгалтер совхоза и продемонстрировал большую паховую грыжу, которая была у него уже пятнадцать лет. Я удивился такому сроку:
— А что же вы к Лидии Васильевне не пришли?
Но он поспешно возразил:
— Вот уж нет! Как только я узнал, что она уехала в отпуск и приехали вы да уже спасли (!) двух больных, сразу решил: вот теперь я доверю свою грыжу хирургу!
После того как я его прооперировал, у меня на столе в ординаторской стали появляться гостинцы: то вареная курочка, то сливочное масло с домашними печенюшками, то творожок. На мой вопрос, откуда это взялось, сестры делали большие удивленные глаза и отвечали, что никого не видели. Но я всегда приглашал их на чаепития, во время которых узнавал о житье-бытье деревни.
Однажды меня пригласили в родильное отделение, что меня несколько удивило. Я, конечно, незамедлительно отправился туда. Встретила меня акушер-гинеколог из областной больницы, которая оказалась здесь в командировке. Она рассказала, что женщина двадцати лет из-за суженного таза не может разродиться и что у плода уже слабо прослушивается сердцебиение. Хотя я и не был силен в акушерском деле, но кое-что с институтских времен у меня в голове осталось, и я спросил:
— А шейку рассекла?
— Рассекла в четырех местах, как положено, но плод ни с места!
— А кесарево?
— Уже поздно, плод почти погиб, еле-еле прослушивается сердцебиение.
— А тягу за череп применяли? — поинтересовался я.
— Нет, — ответила она, — но можно попробовать.
И мы приступили к делу. На меня надели халат, нарукавники, маску, фартук, перчатки и дали соответствующие приспособления. Пулевыми щипцами мне удалось зацепиться за череп плода, и мы смастерили тягу через блок, но уже через пятнадцать минут врач сказала, что плод погиб и надо спасать мать. Я тут же предложил плодоразрушающую операцию, поскольку другого выхода не видел. Операцию доверили делать мне, так как я хирург и к тому же мужчина. И действительно, на враче-акушере, как говорится, лица не было.
Хотя опыт проведения подобных операций у меня отсутствовал, но что нужно делать, я знал. Проткнув специальным перфоратором череп плода, я удалил головной мозг, затем наложил специальные щипцы на лицевую часть, но щипцы при тракции сорвались. Тогда я снова наложил щипцы, но уже на затылочную кость, и с большим усилием вытянул плод наружу. Весь персонал засуетился, мне сказали, что нужно еще удалить послед. Пилящими движениями ладони я отделил его, и он шлепнулся в таз. Мне протянули шприц, и я ввел препарат в шейку матки. Кровотечение заметно уменьшилось и вскоре совсем остановилось. Таз наполовину был заполнен кровью. Требовалось переливание крови. Женщина — хотя какая она женщина, девчонка — была очень бледна, пульс еле прощупывался, артериальное давление упало.
Крови нужной группы не оказалось. Я велел сестре немедленно ехать в соседний район за кровью. Под утро кровь привезли, мы сделали переливание, и дело потихоньку пошло на поправку.
Измученный, усталый, весь в крови, я наконец отмылся, привел себя в порядок и зашел в хирургическое отделение посмотреть больных, но сестры единодушно отправили меня домой поспать.
Вернувшись в больницу после короткого сна, я зашел в родильное отделение и с радостью увидел бледную, ослабленную, но улыбающуюся девчонку, а вокруг нее всех участников ночного кошмара. Я был счастлив, что удалось сохранить жизнь этой девочке. Она молода и еще нарожает детей.
Отработав положенный срок, я возвращался домой. Конечно, перед отъездом зашел попрощаться с поварами, с работниками родильного отделения, а уж хирургическое отделение меня провожало с огромным сожалением. Все врачи, сестры, санитарки махали на прощание, и я им помахал. В деревне почти у каждого дома стояли люди и молча провожали машину взглядом. Я спросил шофера:
— А что это народ-то весь на улице? Разве праздник какой?
— Да нет, Юрий Олегович, не праздник. Вас провожают. Много хорошего вы сделали нашим людям, а ведь на деревне все быстро распространяется, и помнить о вас будут долго. Спасибо вам! — ответил он.
Спустя много лет, когда я работал на кафедре хирургии факультета усовершенствования врачей, один из молодых хирургов- слушателей сказал:
— Юрий Олегович, а я ведь из Н-ского района, и о вас там помнят до сих пор, просили передать вам огромный привет, приглашают приезжать!
Приятно было такое услышать. Добро не забывается.
Отрывок из книги-сборника воспоминаний советского хирурга Юрия Абрамова, в котором он рассказывает о своем опыте работы в деревенской больнице.
