Как ФБР разыскивает хакеров по всему миру и что происходит с ними после экстрадиции в США?
попросил Антона Иванова — гражданина Эстонии, которого американские спецслужбы обвиняли в участии в одной из самых масштабных кибератак последних лет, рассказать о своём неожиданном аресте и жизни в тюрьме на Манхэттене вместе с мексиканскими наркобаронами и террористами из «Аль-Каиды».
Стук становился всё громче и настойчивее. Я спросил, кто стучит. «Полиция!». Я открыл дверь, и в мою квартиру в Тарту влетели люди в штатском и без объяснений надели на меня наручники. Раньше ничего подобного со мной не случалось, но в следующие несколько лет закованные руки станут обыденностью.
Люди в штатском — среди них были эстонские полицейские и агенты ФБР — сказали, что в США выдали ордер на мой арест. Они внимательно осмотрели компьютер и всю электронику в доме. Происходящее казалось настолько нелепым, что я помогал в обыске, улыбался и шутил. Они сняли копию жёсткого диска ноутбука, нашли телефон и старую карточку памяти в фотоаппарате, перерыли все шкафы и помойное ведро. На самом деле мусор — это первое место, куда заглядывают при обыске.
Я работал системным администратором в эстонской компании Rove Digital. Фирма всегда находилась «в серой зоне» и шла на рискованные шаги, чтобы заработать денег. Поэтому, когда мне сказали, что вместе со мной арестованы ещё пять моих коллег, я не удивился. Но то, что я оказался среди них, — было сюрпризом: в Rove Digital я просто делал механическую работу и никогда не думал, что буду нести ответственность за дела компании.
Полицейские сказали собираться в тюрьму в Таллин: следующим утром я должен был увидеть судью. Я надеялся, что меня сразу освободят. Казалось, что за день никто не заметит моего отсутствия, так что я собирался вернуться к нормальной жизни, в которой людей не арестовывают по непонятным обвинениям из Нью-Йорка. Судья сказал продлить задержание на два месяца, чтобы полиция дождалась запроса на экстрадицию в США.
Это был ноябрь 2011-го. Домой я вернусь через три года.
Тюрьма Tallinna Vangla в Эстонии
Экстрадиция
Бороться с экстрадицией бессмысленно. Если в Уголовном кодексе Эстонии есть статья, похожая на статью требующей экстрадиции страны, подозреваемых выдают быстро и без рассмотрения обстоятельств дела. Особенно если этого требует такая страна как США. Я понял, что сопротивляться не стоит, и пытался сохранить силы и нервы, чтобы побороться с обвинениями уже в Америке. Позднее мне расскажут, что в Эстонию американские спецслужбы заманивают людей из других государств, с которыми у Вашингтона нет договора о выдаче подозреваемых: здесь их арестовывают и переправляют через океан.
Что такое операция Ghost Click?
«Самое масштабное киберпреступлении века», «грандиозная киберафёра», «гениальная криминальная бизнес-модель» — именно так описывали действия группы эстонских граждан в СМИ и пресс-релизах ФБР. Начиная с 2007 года несколько хакеров из Тарту заражали чужие компьютеры вредоносным софтом. После его установки компьютеры начинали генерировать трафик определённым сайтам. Хакерам удалось заразить примерно четыре миллиона компьютеров в 100 странах мира, причём около 500 тысяч устройств находились в США. Несколько лет ФБР вело расследование в рамках операции Ghost Click и в сентябре 2011 года вынесло обвинение шести гражданам Эстонии и одному гражданину России — по оценке ведомства, группе удалось заработать более 20 миллионов долларов. 8 ноября 2011 года Антон Иванов и другие подозреваемые были арестованы эстонскими властями. Гражданин России Андрей Тааме пустился в бега — в 2013 году за его поимку даже назначили вознаграждение в 50 тысяч долларов, но хакера пока не удалось найти. Эстонский суд сначала дал разрешение на экстрадицию Иванова, а затем экстрадировали и других подозреваемых.
Эстонские тюрьмы — наследие советских времен, они только немного изменились со вступлением Эстонии в Европейский союз. Экстрадиции я ждал в тюрьме — со стен там сыпалась штукатурка, но курить уже было запрещено. Сидели со мной по большей части такие же жалкие недотёпы, как и я. В основном это мелкие воришки-наркоманы. По ощущениям, серьёзных преступников никто ловить не пытается — сажают в основном людей, выросших в детских домах и не справившихся со взрослой жизнью.
Я провёл в таком окружении шесть месяцев, а потом за мной приехали сотрудники Службы маршалов США. На меня опять надели наручники, ноги заковали в кандалы и отвезли в аэропорт. Через несколько часов я был в Нью-Йорке.
Metropolitan Correctional Center в Нью-Йорке. Здесь Антон Иванов проведёт два года своей жизни
Самая охраняемая тюрьма в США
Обвинительный акт против меня и моего начальства был составлен прокуратурой Южного округа Нью-Йорка и одобрен на заседании большого жюри. Как только мой самолёт приземлился, меня отвезли в суд, где это обвинение было зачитано. Я также получил оплаченного государством адвоката.
Меня поместили в тюрьму (MCC). Это самый центр делового Манхэттена, пара кварталов от Уолл-стрит и мэрии. Здание тюрьмы узнают по всей стране, потому что MCC — одна из самых хорошо охраняемых тюрем в США. Здесь содержали многих известных преступников: нью-йоркского мафиози , создателя крупнейшей финансовой пирамиды в истории , российского «оружейного барона» Виктора Бута. Параллельно со мной там в ожидании суда высокопоставленные чины «Аль-Каиды» и крупные латиноамериканские наркобароны. Говорить о них особенно не хочется — эти ребята не любят игры и шутки.
Тюрьма разделена на блоки: на каждом этаже — два блока, в каждом блоке — 48 камер. Камеры были спроектированы для одного человека, но из-за переполненности тюрем их переделали в двухместные. Теперь там умещается двухъярусная кровать, два пластиковых стула, металлический унитаз, маленькая раковина и пластиковое зеркало над ней. В 6.30 утра двери открывают и до самого вечера все заключённые в блоке могут свободно общаться друг с другом. Доступ в соседние блоки запрещён.
Несмотря на то что в тюрьму нередко попадают знаменитые преступники, основную массу заключённых составляют наркоторговцы из нью-йоркских гетто. Расовый состав я бы оценил так: 40% заключённых — это афроамериканцы, 45% — латиноамериканцы и лишь 15% — белые. В одну камеру стараются сажать представителей одной расы. Это неписанное правило, из-за нарушения которого в некоторых штатах может даже подняться бунт. Мне повезло, потому что у меня всегда были хорошие соседи по камере — это очень важно.
Белых американцев в тюрьме было очень мало, потому что большинство из них могут позволить себе заплатить залог и ожидать суда на свободе. Помимо граждан США, в тюрьме были и такие, как я — люди, экстрадированные из разных стран мира. Я также познакомился с русскоязычными выходцами из стран бывшего СССР: армянами, грузинами и евреями с Брайтон-Бич. Так как тюрьма предсудебная, то вместе содержатся как финансовые мошенники, хакеры и биржевые брокеры, так и убийцы, насильники и террористы.
Абу Хамза аль-Масри — радикальный исламистский идеолог, близкий к экс-лидеру «Аль-Каиды» Усаме бен Ладену. Ожидал суда в той же тюрьме, что и Антон Иванов
Скука, гамбургеры и бартерная торговля
В тюрьме безопасно, если ты сам не лезешь на рожон. Поэтому жизнь большинства заключённых — это бескрайняя тоска и скука. Каждый следующий день ничем не отличается от предыдущего. Подъём, завтрак, обед, ужин, отбой. Еда ещё более однообразна — рис, бобы, кукуруза, фарш. В среду можно рассчитывать на жареную курицу, в четверг — на гамбургер, в пятницу — на кусок рыбы.
Чтобы развлечься, люди занимаются спортом, читают, играют в шахматы или карты, слушают радио. Раз в неделю можно сходить в библиотеку или часовню. Каждые три дня полагается полуторачасовая прогулка на крыше — MCC находится в городе, и у неё нет нормального тюремного двора. Там можно поиграть в баскетбол или хендбол (это что-то вроде сквоша: маленький мяч кидают в стену и ловят руками) и иногда, если повезёт, с латиносами в футбол.
Тюрьма в Нью-Йорке чем-то напоминает ООН, поскольку в ней можно встретить представителей всех рас, национальностей и слоёв общества. Рядом с проработавшим всю жизнь на Уолл-стрит евреем обязательно окажется афроамериканец из Южного Бронкса.
Вместе со мной, например, сидел араб-христианин из Африки. Он не говорил по-английски, но, несмотря на это, успешно занимался бартерной торговлей вместе с драглордом из Гватемалы, у которого были связи в мексиканских наркокартелях. Они продавали редкие продукты: например, краденные с кухни апельсины или газировку, на которую в магазине установлен лимит — не больше двух упаковок по шесть банок на человека в неделю. Они делали это не для заработка — просто чтобы заняться чем-то осмысленным и не умереть от безделья.
Основной обменной валютой являются рыбные консервы из макрели или тунца, которые продаются в тюремном магазине. После того как несколько лет назад разрешили переписку с близкими по электронной почте, роль марок как основного средства для обмена ослабла. На марки теперь только в покер играют.
Хорст Вальтер Овердик по кличке Тигр — гватемальский наркобарон, который помогал мексиканскому картелю Лос-Зетас доставлять кокаин в США
Белые, афроамериканцы и латиносы
Население тюрьмы делится на расово-культурные группы: афроамериканцы из уличных банд вроде или — отдельно; латиносы из мексиканских наркокартелей, оставившие на свободе миллионы долларов и яхты, — тоже сами по себе. Белые с образованием — в меньшинстве. Я примкнул к ним.
Группы возникают по многим причинам. Одна из главных — безопасность. В тюрьмах, где есть заключённые с длительными сроками, вообще нельзя решать организационные вопросы в обход представителей твоей расовой группы. Поспорил с кем-то из-за телевизора, проигрался в карты — группа решит за тебя, что теперь делать. На Манхэттэне всё несколько проще, но люди всё равно объединяются, потому что у каждого есть потребность в общении.
Афроамериканцы — самые весёлые ребята, для некоторых из них заключение в тюрьме — это обычное дело, как в магазин сходить. Некоторые уже через час находят знакомых с района и с яростной жестикуляцией рассказывают о похождениях на воле и вспоминают общих знакомых. Для многих из них федеральная тюрьма — это венец гангстерской карьеры, потому что сюда попадают подозреваемые, которые проходят по громким делам и получают большие сроки. Во многих штатах за хорошее поведение могут дать досрочное освобождение или адвокат поможет скинуть срок. В федеральной тюрьме такое бывает редко. Все сидят в среднем срока.
Латиноамериканцы — более интровертная и организованная группа. Они всегда заботятся о своих, помогают едой и одеждой. Внутренние тюремные проблемы решают не в драке, а доносами начальству. Испаноязычные заключённые очень предприимчивы: шьют одежду, чинят кроссовки, как-то достают деликатесы, свежие овощи и фрукты. Если нужно что-то необычное, все обращаются к ним: можно сделать татуировку, купить самодельной браги или леденцов. Они же распространяют наркотики, в основном спайс.
Гражданин России Виктор Бут также сидел в MCC, пока ждал суда. Его обвиняли в продаже Орудия колумбийским террористам из группировки FARC
Возвращение домой
Я провёл в тюрьме почти два года. Мексиканец — бывший владелец инди-лейбла и промоутер, а по совместительству контрабандист для — учил меня испанскому. Я много читал прессу: родственники могут выписывать вам газеты и журналы, которые, если повезёт, доставляют с совсем небольшой задержкой. Я обсуждал политику и обменивался книгами с хакером-анархистом из Anonymous, взломавшим компанию, сотрудничавшую с ЦРУ. С турком, продававшим ракеты группировке «Хезболла», мы играли в карты. Крупный колумбийский наркоторговец из повстанческой группировки (по слухам, на счету его отряда три тысячи убийств) продавал мне грейпфруты. Биография здесь была не очень важна. Все жили в одних условиях, и это нас временно объединяло.
После ареста и составления обвинительного акта начинается расследование правоохранительных органов. В Южном округе Нью-Йорка криминальных дел заканчивается сделкой с прокуратурой. Из оставшихся разбирательств, которые всё-таки доходят до суда, большая часть заканчивается обвинительным приговором.
За долгие годы практики прокуратура лучше всего научилась заставлять обвиняемых давать показания в суде против своих подельников. Взамен ему обещают снисходительность при вынесении приговора. Говорят, что в языке ненцев есть около 40 слов для понятия «снег». В американском тюремном сленге есть несколько дюжин терминов для стукачей: «rat», «snitch», «parakeet» и множество других. Таких людей в тюрьме яростно презирают, хотя почти все в тайне пытаются пойти на сотрудничество со следствием. Именно благодаря этому количество обвинительных приговоров так велико.
Я признал вину в феврале прошлого года — сказал, что поддерживал серверы Rove Digital. Этого было достаточно, поскольку по американским законам ответственен любой, кто работал в нашей фирме. Я мог доказать свою невиновность только в суде, но быстро отказался от этой идеи, потому что в случае поражения мог бы получить 10 лет вместо двух. Редко для кого криминальное дело заканчивается приговором раньше чем через год, а более сложные дела могут тянуться годами.
Мне приговор вынесли через два с половиной года после ареста. Судья , изучив обстоятельства дела, сказал: «Этот молодой человек выучил свой урок, отпустите его домой». Меня перевели в иммиграционный лагерь, потому что легального статуса для нахождения в США у меня не было. После пяти недель бюрократических проволочек и перекладывания бумаг из одной стопки в другую меня посадили в самолёт, и я оказался на свободе.
Спустя почти три года после ареста и начала разбирательства я вышел из состояния анабиоза и пытаюсь вернуться к нормальной жизни. Я видел тех, для кого тюрьма — это нормальная жизнь, но я не из их числа. Зато теперь я точно знаю, что живут там не преступники и уголовники, а в первую очередь люди.
Примечание: В тексте практически все факты и обстоятельства дела нарочно пропущены, потому что оно не закрыто ни для кого из моих подельников, а я прохожу по этому делу в качестве свидетеля. Никто, кроме одного из моих бывших коллег, не признал своей вины, и суд со следствием продолжаются. На данный момент все находятся в заключении. Именно поэтому рассказ посвящен исключительно моим впечатлениям с момента задержания и до момента освобождения.
Стук становился всё громче и настойчивее. Я спросил, кто стучит. «Полиция!». Я открыл дверь, и в мою квартиру в Тарту влетели люди в штатском и без объяснений надели на меня наручники. Раньше ничего подобного со мной не случалось, но в следующие несколько лет закованные руки станут обыденностью.
Люди в штатском — среди них были эстонские полицейские и агенты ФБР — сказали, что в США выдали ордер на мой арест. Они внимательно осмотрели компьютер и всю электронику в доме. Происходящее казалось настолько нелепым, что я помогал в обыске, улыбался и шутил. Они сняли копию жёсткого диска ноутбука, нашли телефон и старую карточку памяти в фотоаппарате, перерыли все шкафы и помойное ведро. На самом деле мусор — это первое место, куда заглядывают при обыске.
Я работал системным администратором в эстонской компании Rove Digital. Фирма всегда находилась «в серой зоне» и шла на рискованные шаги, чтобы заработать денег. Поэтому, когда мне сказали, что вместе со мной арестованы ещё пять моих коллег, я не удивился. Но то, что я оказался среди них, — было сюрпризом: в Rove Digital я просто делал механическую работу и никогда не думал, что буду нести ответственность за дела компании.
Полицейские сказали собираться в тюрьму в Таллин: следующим утром я должен был увидеть судью. Я надеялся, что меня сразу освободят. Казалось, что за день никто не заметит моего отсутствия, так что я собирался вернуться к нормальной жизни, в которой людей не арестовывают по непонятным обвинениям из Нью-Йорка. Судья сказал продлить задержание на два месяца, чтобы полиция дождалась запроса на экстрадицию в США.
Это был ноябрь 2011-го. Домой я вернусь через три года.
Тюрьма Tallinna Vangla в Эстонии
Экстрадиция
Бороться с экстрадицией бессмысленно. Если в Уголовном кодексе Эстонии есть статья, похожая на статью требующей экстрадиции страны, подозреваемых выдают быстро и без рассмотрения обстоятельств дела. Особенно если этого требует такая страна как США. Я понял, что сопротивляться не стоит, и пытался сохранить силы и нервы, чтобы побороться с обвинениями уже в Америке. Позднее мне расскажут, что в Эстонию американские спецслужбы заманивают людей из других государств, с которыми у Вашингтона нет договора о выдаче подозреваемых: здесь их арестовывают и переправляют через океан.
Что такое операция Ghost Click?
«Самое масштабное киберпреступлении века», «грандиозная киберафёра», «гениальная криминальная бизнес-модель» — именно так описывали действия группы эстонских граждан в СМИ и пресс-релизах ФБР. Начиная с 2007 года несколько хакеров из Тарту заражали чужие компьютеры вредоносным софтом. После его установки компьютеры начинали генерировать трафик определённым сайтам. Хакерам удалось заразить примерно четыре миллиона компьютеров в 100 странах мира, причём около 500 тысяч устройств находились в США. Несколько лет ФБР вело расследование в рамках операции Ghost Click и в сентябре 2011 года вынесло обвинение шести гражданам Эстонии и одному гражданину России — по оценке ведомства, группе удалось заработать более 20 миллионов долларов. 8 ноября 2011 года Антон Иванов и другие подозреваемые были арестованы эстонскими властями. Гражданин России Андрей Тааме пустился в бега — в 2013 году за его поимку даже назначили вознаграждение в 50 тысяч долларов, но хакера пока не удалось найти. Эстонский суд сначала дал разрешение на экстрадицию Иванова, а затем экстрадировали и других подозреваемых.
Эстонские тюрьмы — наследие советских времен, они только немного изменились со вступлением Эстонии в Европейский союз. Экстрадиции я ждал в тюрьме — со стен там сыпалась штукатурка, но курить уже было запрещено. Сидели со мной по большей части такие же жалкие недотёпы, как и я. В основном это мелкие воришки-наркоманы. По ощущениям, серьёзных преступников никто ловить не пытается — сажают в основном людей, выросших в детских домах и не справившихся со взрослой жизнью.
Я провёл в таком окружении шесть месяцев, а потом за мной приехали сотрудники Службы маршалов США. На меня опять надели наручники, ноги заковали в кандалы и отвезли в аэропорт. Через несколько часов я был в Нью-Йорке.
Metropolitan Correctional Center в Нью-Йорке. Здесь Антон Иванов проведёт два года своей жизни
Самая охраняемая тюрьма в США
Обвинительный акт против меня и моего начальства был составлен прокуратурой Южного округа Нью-Йорка и одобрен на заседании большого жюри. Как только мой самолёт приземлился, меня отвезли в суд, где это обвинение было зачитано. Я также получил оплаченного государством адвоката.
Меня поместили в тюрьму (MCC). Это самый центр делового Манхэттена, пара кварталов от Уолл-стрит и мэрии. Здание тюрьмы узнают по всей стране, потому что MCC — одна из самых хорошо охраняемых тюрем в США. Здесь содержали многих известных преступников: нью-йоркского мафиози , создателя крупнейшей финансовой пирамиды в истории , российского «оружейного барона» Виктора Бута. Параллельно со мной там в ожидании суда высокопоставленные чины «Аль-Каиды» и крупные латиноамериканские наркобароны. Говорить о них особенно не хочется — эти ребята не любят игры и шутки.
Тюрьма разделена на блоки: на каждом этаже — два блока, в каждом блоке — 48 камер. Камеры были спроектированы для одного человека, но из-за переполненности тюрем их переделали в двухместные. Теперь там умещается двухъярусная кровать, два пластиковых стула, металлический унитаз, маленькая раковина и пластиковое зеркало над ней. В 6.30 утра двери открывают и до самого вечера все заключённые в блоке могут свободно общаться друг с другом. Доступ в соседние блоки запрещён.
Несмотря на то что в тюрьму нередко попадают знаменитые преступники, основную массу заключённых составляют наркоторговцы из нью-йоркских гетто. Расовый состав я бы оценил так: 40% заключённых — это афроамериканцы, 45% — латиноамериканцы и лишь 15% — белые. В одну камеру стараются сажать представителей одной расы. Это неписанное правило, из-за нарушения которого в некоторых штатах может даже подняться бунт. Мне повезло, потому что у меня всегда были хорошие соседи по камере — это очень важно.
Белых американцев в тюрьме было очень мало, потому что большинство из них могут позволить себе заплатить залог и ожидать суда на свободе. Помимо граждан США, в тюрьме были и такие, как я — люди, экстрадированные из разных стран мира. Я также познакомился с русскоязычными выходцами из стран бывшего СССР: армянами, грузинами и евреями с Брайтон-Бич. Так как тюрьма предсудебная, то вместе содержатся как финансовые мошенники, хакеры и биржевые брокеры, так и убийцы, насильники и террористы.
Абу Хамза аль-Масри — радикальный исламистский идеолог, близкий к экс-лидеру «Аль-Каиды» Усаме бен Ладену. Ожидал суда в той же тюрьме, что и Антон Иванов
Скука, гамбургеры и бартерная торговля
В тюрьме безопасно, если ты сам не лезешь на рожон. Поэтому жизнь большинства заключённых — это бескрайняя тоска и скука. Каждый следующий день ничем не отличается от предыдущего. Подъём, завтрак, обед, ужин, отбой. Еда ещё более однообразна — рис, бобы, кукуруза, фарш. В среду можно рассчитывать на жареную курицу, в четверг — на гамбургер, в пятницу — на кусок рыбы.
Чтобы развлечься, люди занимаются спортом, читают, играют в шахматы или карты, слушают радио. Раз в неделю можно сходить в библиотеку или часовню. Каждые три дня полагается полуторачасовая прогулка на крыше — MCC находится в городе, и у неё нет нормального тюремного двора. Там можно поиграть в баскетбол или хендбол (это что-то вроде сквоша: маленький мяч кидают в стену и ловят руками) и иногда, если повезёт, с латиносами в футбол.
Тюрьма в Нью-Йорке чем-то напоминает ООН, поскольку в ней можно встретить представителей всех рас, национальностей и слоёв общества. Рядом с проработавшим всю жизнь на Уолл-стрит евреем обязательно окажется афроамериканец из Южного Бронкса.
Вместе со мной, например, сидел араб-христианин из Африки. Он не говорил по-английски, но, несмотря на это, успешно занимался бартерной торговлей вместе с драглордом из Гватемалы, у которого были связи в мексиканских наркокартелях. Они продавали редкие продукты: например, краденные с кухни апельсины или газировку, на которую в магазине установлен лимит — не больше двух упаковок по шесть банок на человека в неделю. Они делали это не для заработка — просто чтобы заняться чем-то осмысленным и не умереть от безделья.
Основной обменной валютой являются рыбные консервы из макрели или тунца, которые продаются в тюремном магазине. После того как несколько лет назад разрешили переписку с близкими по электронной почте, роль марок как основного средства для обмена ослабла. На марки теперь только в покер играют.
Хорст Вальтер Овердик по кличке Тигр — гватемальский наркобарон, который помогал мексиканскому картелю Лос-Зетас доставлять кокаин в США
Белые, афроамериканцы и латиносы
Население тюрьмы делится на расово-культурные группы: афроамериканцы из уличных банд вроде или — отдельно; латиносы из мексиканских наркокартелей, оставившие на свободе миллионы долларов и яхты, — тоже сами по себе. Белые с образованием — в меньшинстве. Я примкнул к ним.
Группы возникают по многим причинам. Одна из главных — безопасность. В тюрьмах, где есть заключённые с длительными сроками, вообще нельзя решать организационные вопросы в обход представителей твоей расовой группы. Поспорил с кем-то из-за телевизора, проигрался в карты — группа решит за тебя, что теперь делать. На Манхэттэне всё несколько проще, но люди всё равно объединяются, потому что у каждого есть потребность в общении.
Афроамериканцы — самые весёлые ребята, для некоторых из них заключение в тюрьме — это обычное дело, как в магазин сходить. Некоторые уже через час находят знакомых с района и с яростной жестикуляцией рассказывают о похождениях на воле и вспоминают общих знакомых. Для многих из них федеральная тюрьма — это венец гангстерской карьеры, потому что сюда попадают подозреваемые, которые проходят по громким делам и получают большие сроки. Во многих штатах за хорошее поведение могут дать досрочное освобождение или адвокат поможет скинуть срок. В федеральной тюрьме такое бывает редко. Все сидят в среднем срока.
Латиноамериканцы — более интровертная и организованная группа. Они всегда заботятся о своих, помогают едой и одеждой. Внутренние тюремные проблемы решают не в драке, а доносами начальству. Испаноязычные заключённые очень предприимчивы: шьют одежду, чинят кроссовки, как-то достают деликатесы, свежие овощи и фрукты. Если нужно что-то необычное, все обращаются к ним: можно сделать татуировку, купить самодельной браги или леденцов. Они же распространяют наркотики, в основном спайс.
Гражданин России Виктор Бут также сидел в MCC, пока ждал суда. Его обвиняли в продаже Орудия колумбийским террористам из группировки FARC
Возвращение домой
Я провёл в тюрьме почти два года. Мексиканец — бывший владелец инди-лейбла и промоутер, а по совместительству контрабандист для — учил меня испанскому. Я много читал прессу: родственники могут выписывать вам газеты и журналы, которые, если повезёт, доставляют с совсем небольшой задержкой. Я обсуждал политику и обменивался книгами с хакером-анархистом из Anonymous, взломавшим компанию, сотрудничавшую с ЦРУ. С турком, продававшим ракеты группировке «Хезболла», мы играли в карты. Крупный колумбийский наркоторговец из повстанческой группировки (по слухам, на счету его отряда три тысячи убийств) продавал мне грейпфруты. Биография здесь была не очень важна. Все жили в одних условиях, и это нас временно объединяло.
После ареста и составления обвинительного акта начинается расследование правоохранительных органов. В Южном округе Нью-Йорка криминальных дел заканчивается сделкой с прокуратурой. Из оставшихся разбирательств, которые всё-таки доходят до суда, большая часть заканчивается обвинительным приговором.
За долгие годы практики прокуратура лучше всего научилась заставлять обвиняемых давать показания в суде против своих подельников. Взамен ему обещают снисходительность при вынесении приговора. Говорят, что в языке ненцев есть около 40 слов для понятия «снег». В американском тюремном сленге есть несколько дюжин терминов для стукачей: «rat», «snitch», «parakeet» и множество других. Таких людей в тюрьме яростно презирают, хотя почти все в тайне пытаются пойти на сотрудничество со следствием. Именно благодаря этому количество обвинительных приговоров так велико.
Я признал вину в феврале прошлого года — сказал, что поддерживал серверы Rove Digital. Этого было достаточно, поскольку по американским законам ответственен любой, кто работал в нашей фирме. Я мог доказать свою невиновность только в суде, но быстро отказался от этой идеи, потому что в случае поражения мог бы получить 10 лет вместо двух. Редко для кого криминальное дело заканчивается приговором раньше чем через год, а более сложные дела могут тянуться годами.
Мне приговор вынесли через два с половиной года после ареста. Судья , изучив обстоятельства дела, сказал: «Этот молодой человек выучил свой урок, отпустите его домой». Меня перевели в иммиграционный лагерь, потому что легального статуса для нахождения в США у меня не было. После пяти недель бюрократических проволочек и перекладывания бумаг из одной стопки в другую меня посадили в самолёт, и я оказался на свободе.
Спустя почти три года после ареста и начала разбирательства я вышел из состояния анабиоза и пытаюсь вернуться к нормальной жизни. Я видел тех, для кого тюрьма — это нормальная жизнь, но я не из их числа. Зато теперь я точно знаю, что живут там не преступники и уголовники, а в первую очередь люди.
Примечание: В тексте практически все факты и обстоятельства дела нарочно пропущены, потому что оно не закрыто ни для кого из моих подельников, а я прохожу по этому делу в качестве свидетеля. Никто, кроме одного из моих бывших коллег, не признал своей вины, и суд со следствием продолжаются. На данный момент все находятся в заключении. Именно поэтому рассказ посвящен исключительно моим впечатлениям с момента задержания и до момента освобождения.
